История. Время. Мы.

Егор Кузьмин

Основатель журнала "ВРЕМЕНА" выпускник 2005 года

О самоопределении русского народа

Где место русского народа на политической и культурной карте мира?

С окончательным становлением русского абсолютизма, достижением им своего акме, появилась геополитическая модель, предложившая один из возможных ответов на этот вопрос.

Попытавшись объединить под своим державным протекторатом славянские народы, поддержав их борьбу за независимость, выступив важнейшим ориентиром их внешнеполитической деятельности, Россия, казалось, нашла свое место в мире, став главным “спасителем и защитником всех братьев славян”. Русский народ, наконец, получил возможность самоопределиться через соотнесение себя с общеславянским культурным контекстом.

Подобный взгляд сохраняется в нашем традиционном мышлении и по сей день. Можно ли считать его обоснованным и адекватным текущей ситуации?

По моему мнению, подобный подход к определению исторического места русского народа в корне неверен.

В первую очередь, необходимо сразу отринуть расхожее и абсурдное утверждение – никаких “братьев славян” в современном мире не существует. По большому счету, их никогда и не существовало в качестве единой культурной общности, цельного субъекта исторического процесса.

Расселившиеся на всем пространстве восточной Европы с севера на юг, славянские племена постепенно приобретали свои индивидуальные черты, частично ассимилируясь с окружающим неславянским населением, что отнюдь не способствовало их объединению. Подобный процесс индивидуализации неизбежно привел к территориальному и культурному обособлению. Народы славянской группы, и так не составлявшие единого этнического монолита, приобрели, в конце концов, принципиальные внутригрупповые отличия.

Приведем простой пример. Очевидно, что украинцы и чехи уже давно не являются представителями одной культурной общности, на определенном историческом были выбраны разные политические ориентиры, по вполне определенным причинам их пути разошлись. Конечно, в сложившейся геополитической ситуации не имеет смысла говорить о пересмотре всей системы взаимоотношений народов, традиционно считающихся славянскими, однако и о едином культурном “братстве” заявлять не стоит.

Но если русский народ уже нельзя считать некой панславянской объединяющей силой, где же нужно искать его исконное место?

Для ответа на этот вопрос, я хотел бы пояснить столь часто употребляемое мной понятие “культурная общность”.

Под этим словосочетанием я понимаю совокупность этносов, проживающих на определенной территории и объединенных тесными политическим, экономическими и культурными связями на основе географически обусловленного сходства менталитета и образа жизни. Исторически сложившиеся границы культурной общности как этногеографического образования создают предпосылки для создания единого государства или, по крайней мере, племенного союза.

Так, например, некоторые западнославянские и прибалтийские племена образовали, на определенном этапе, культурную общность, которая, в свою очередь, оформилась во вполне жизнеспособное государственное образования – Речь Посполитую. Однако в своей попытке создать очередную “империю от моря до моря”, государство, в конечном счете, было разрушено как внешними врагами, так и внутренними противоречиями.

Подобная судьба постигла многие столетия назад и другую великую державу – Древний Рим. Хотя тот и представлял собой политически воплотившеюся средиземноморскую культурную общность, все его попытки распространить свою гегемонию на принципиально иные народы и территории, так или иначе, потерпели крах. Основываясь на этом, можно предположить, что народ или этнос, вышедший в собственном развитии и самоопределении за естественные границы своей культурной общности, заранее обречен на неудачу и бесплодные поиски нового места в мире.

Разобравшись, до некоторой степени, с понятием культурной общности, можно вновь вернуться к неопределенной судьбе русского народа.

Удалось ли ему когда-нибудь создать или, по крайней мере, стать частью такого политического образования, какое бы отражало все ключевые особенности нашей гипотетической, и пока еще не найденной, культурной общности? С моей точки зрения – да.

Таким политическим образованием, с некоторыми допущениями, стал Господин Великий Новгород, объединивший под своим началом три разных, но очень близких друг другу северных культуры – скандинавскую, финно-угорскую и северо-славянскую.

Их тесная связь обусловлена вовсе не изначальным этническим единообразием, на которое так любят ссылаться в своих доказательствах оголтелые славянофилы, а высокой степенью естественного взаимопроникновения соседних структур, традиций и интересов, а это и является характерным признаком образования культурной общности.

Можно сказать, что именно Новгород породил тот самый русский народ, о котором так часто забывают поборники панславянизма.

Мне кажется, что именно в возрождении былого культурно-исторического единства народов северо-восточной Европы, скрывается наша потенциальная возможность вновь обрести свое естественное и законное место в мире.

Многие столетия представители трех разных культур населяли территорию современного российского Северо-запада, существовали как единый политический и экономический организм и оставили после себя громадный культурный пласт.

Не стоит пытаться сравнивать украинца с чехом, как и русского с болгарином. Славянские народы давно избрали для себя разные пути. Бессмысленно пропагандировать притянутое за уши единство. В изменившемся мире, славяне смогут стать лишь партнерами, но уже не братьями.

Вернее было бы вновь обратить взор на своих северных соседей, которых мы пока еще не разучились их понимать.

Ведь лучше ответить на вопрос “Кто мы есть?” до того, как придется использовать уже прошедшее время. 

Оглавление